Конечно… Почему я должна говорить «нет»? Ведь все хорошо. Моя любовь становится лекарством, Дэлл будет здоров… А мне бы отдохнуть. Но есть еще силы. Только смущает эта странная невесомость…

Совершенно не вписывались в мое мирное состояние перекошенные от ужаса лица.

– Скажи «нет»!

– Меган, скажи «нет»!

Почему?

Почему я всегда слушала других и никогда не принимала собственных решений?

Поддалась сначала Дрейку, теперь должна поддаться шаману.

Нет, сейчас момент моих решений. Моих – ни чьих-то.

– Да, – тихо ответила я тому, кто спрашивал. – Да.

И меня накрыло полнейшим покоем, почти безразличием.

Вот я почему-то под крышей, уже не на лавке; набалдашник сияет белизной, как прожектор, как упавшая с неба звезда.

И плачет Тами… Зачем она скребет ногтями по лавке? Зачем сидит прямо на земле? Ведь все хорошо?

– Меган, нет, Меган…

Зачем меня звать? Я здесь… Просто почему-то слишком легкая, бестелесная, что ли?

Серовато-белая, как пепел, кожа Белинды, и клянется старый шаман, что «он обо всем предупреждал, но ее любовь… она зачем-то отдала себя всю…»

А как еще нужно себя отдавать? Наполовину?

Я знала одно: все получилось. Все хорошо.

И еще: мне пора.

Тамарис

Это письмо она никогда бы не написала Рэю.

«… все это время мы шли в надежде на лучшее. И все складывалось так хорошо – эта деревня, шаман, все цацки, чтобы создать противоядие. Все. Шло. Хорошо. Понимаешь? Все… А после Меган исчезла прямо на лавке… Умерла. Рэй, она умерла. Кулум сказал: так не умирают, так «переходят» – да какая разница? Как же так случилось? Как? Что мы скажем, когда вернемся? Что? Как вообще возвращаться без нее? Мы с Лин вдвоем…»

И добавила мысленно: лучше бы там была я.

Меган… Меган… В их хижине на кровати до сих пор лежали ее вещи – Тами предстояло их собрать, сложить в «ее» рюкзак, повесить его на себя. Потому что их хозяйки больше нет.

Тамарис не смогла.

Опустилась до доски возле кровати, зарыдала, зажимая рот ладонью.

Лин стояла посреди комнаты, словно не зная, куда двинуться, что делать. И еще никогда Тами не видела такого пустого, смешанного с ужасом выражения ее глаз.

Белинда

Эта деревня стала для нее пустой. В один-единственный момент. И навсегда отпечатался в памяти момент: Меган в виде луча света, перетекающая в набалдашник.

И все – родного человека больше нет. Есть лекарство – да к черту бы его! Выздоровел бы Дэлл, Дрейк не позволил бы ему умереть. Напрасная жертва, слишком высокая цена.

Она ведь знала – Мег нестабильна. Она чувствовала, что нельзя. Но не остановила…

Плакала Тами, Лин не могла ее успокоить, потому что не могла заставить себя двинуться с места.

Ей бы откатить время назад, ей бы в другую реальность, где всего этого не случилось. Ее учили принимать, но принимать больше нечего, когда человека нет. А принимать текущие обстоятельства – все равно, что восхититься вкусом чужой тошнотворной блевотины.

– Мы… должны… идти.

– К..куда?

– Обратно. В Нордейл.

«Вдвоем?» – ужасалась Тами взглядом.

Они спрашивали Кулума, можно ли что-то можно сделать. Они кричали на него, едва не дергали за шкирку подпоясанного халата – тот качал головой.

И сейчас шаман стоял на пороге – взгляд в пол. И это хуже, чем если бы он встал перед ними на колени. В тряпку завернуто «антицэлле» – он протягивал его Лин.

Та сама не понимала, как сумела шагнуть вперед, взять тряпку, кивнуть.

Вещи они складывали в полном оцепенении, все еще не в силах осознать. Они возвращаются назад. Не втроем. Вдвоем.

Где-то рядом витал дух свободной и невесомой Меган.

И от ее неслышной попытки докричаться до них – «у меня все хорошо, мне так здорово, так легко…» – Лин знобило.

* * *

Нордейл. Уровень Четырнадцать.

Систему расчета наиболее вероятной судьбы по Карте Жизни Дрейк писал сам.

Теперь он смотрел на экран, где продолжали гореть две яркие полосы – Белинды и Тами.

Третья погасла.

Он сделал то, чего не делал давно, – мгновенно развоплотился, стал не человеком, но целым миром, каждой его молекулой. Прощупал – Меган на Уровнях нет. Дотянулся сознанием до Урмаэ, на короткую секунду стал его частью – успел ощутить холод. Там ее нет тоже.

А после обратился к небесам. И в скрипнувшем усталом голосе впервые проявился его настоящий возраст.

– Почему я никогда не ошибаюсь? Зачем? Лучше бы ошибался…

Тогда оставалось бы место чуду.

* * *

Тамарис

«…Рэй, я представляла сотни сюжетов развития событий – все счастливые. Как именно мы возвращаемся домой все вместе, как шагаем, шутим, сколько облегчения и предвкушения испытываем. И никогда не представляла тот сценарий, который на самом деле случился. Мы идем быстро и молча, почти бежим. Как будто пытаемся убежать от собственной совести. Когда передыхаем, сидим с Лин у костра тесно-тесно, как остатки былой команды. Молча жмемся друг к другу – она стала мне «сестрой». Это слово очень понятно на Урмаэ, думаю, ты поймешь тоже. Я не знаю, радоваться или нет тому, что обратный путь многократно короче – мы ныряем из одного Тоннеля Охлов в другой – последний выведет нас практически к Порталу домой. А там ты, Дрейк, Дэлл… Что мы скажем? Как будет смотреть на себя в зеркало?

Мне кажется, что я до сих пор в Кубе, что сейчас закатаю рукав, а там надпись «не верь…». Что я живу одну из тех жизней, которые случались и не случались. В которую я нырнула, чтобы прожить и вынырнуть на поверхность. Понимаешь? Вот только не в этот раз. В этот раз я не вынырну…»

Возвращение

Нордейл. Уровень Четырнадцать.

(Evanescence – Hi-Lo Live)

– Рэй, они вернулись, я их засек.

Пульс отбойным молотом бился в горле Хантера. Да, он просил Мака позвонить, как только на Уровнях появится их след.

– Где они? Куда идут?

– Думаю, в Реактор.

– Уже выезжаю!

Он гнал к главному зданию Комиссии, как сумасшедший. Как один из тех пресловутых рейсеров, принявших на грудь слишком много энергетика.

Тами… Его Тами… Только бы все хорошо.

Было гораздо спокойнее, когда он жил один – не о ком волноваться. А теперь он любил так, что немел сердцем от мысли, что с ней могло что-то случиться. Как шизофреник, как очумелая «наседка».